В числе имён, которые мы можем отнести к достоянию республики, есть и имя одного из выдающихся полководцев Великой Отечественной – Константина Рокоссовского. Самые драматические страницы его жизни «писались» в лагерях нашего края, где он провёл три года. В советских энциклопедических словарях об этом стыдливо умалчивалось.
Сам Рокоссовский об этом времени упоминает в своей автобиографии всего в нескольких словах: «С августа 1937 года по март 1940 находился под следствием в органах НКВД. Освобождён в связи с прекращением дела». Только знающие люди, в том числе те, кто делил с ним в лагерных испытаниях кусок хлеба, понимают, сколько горечи и обиды скрывается под словами «находился под следствием». Среди таких была и Галина Степановна Седьякова, ветеран Сосногорска, бывшая жительница села Ляли Княжпогостского района.
Встреча на этапе
«Обычно от Котласа до Усть-Выми, до пристани Вогваздино, – рассказывала Галина Седьякова, – заключённых везли на баржах, а потом пешком вели вдоль реки Вымь на Княжпогост через нашу деревню – километров 55 будет. В Лялях, на противоположном берегу, лагпункт был. Одним из этапов в середине июля 1939 года привели в деревню заключённых. Колхозники в шести километрах отсюда стоговали сено. А мы, несколько девчонок, прибежали в деревню пораньше.
Я подошла к своему дому с граблями и вилами. Вижу: на земле валяются-спят люди – грязные, худые, а на крыльце сидят конвоиры с винтовками. Испугалась их, а они подозвали: «Зачем пришла?» Говорю: «Я здесь живу». Пропустили. Через час пришли родители. Мама разговорилась со стрелками охраны. Ей сказали, что привели 102 заключённых. Самих стрелков девять человек. Двое суток без еды. Хорошо, что заключённые политические, не шумят, терпят. В Усть-Выми должны были пополнить запасы, но что-то напутали, и этап пошёл без продовольствия. Мать сказала, что она может накормить человек десять.
Стали подходить и другие взрослые, среди них – Иван Викентьевич Попов, по-коми его звали Вик-Вань.Он любопытствует: «Что за люди?» И вдруг кто-то из заключённых в военной форме называет его по имени-отчеству. Бросился к нему Иван Викентьевич: «Командир!..» Конвой всполошился: «Стой! Застрелю!» А Попов отвечает: «Меня застрелишь – пятерых «Иванов» без отца оставишь, а жену – без мужа. Посадят тебя, как этих заключённых».
Тут и мой отец вмешался: «Да пустите вы их, пусть поговорят. Никуда ваш заключённый не убежит». Конвой махнул рукой. Так и просидели однополчане на крыльце нашего дома. Оказывается, в гражданскую войну Попов ординарцем у Рокоссовского был, за лошадьми ухаживал. Очень уважительно отзывался о своём командире. Да и тот уважал бойца, раз по имени-отчеству назвал.
Подошёл председатель колхоза Алексей Николаевич Каракчиев. Послал сельчан за картошкой на склад. Принесли вёдер пять, развели костёр, стали варить. Деревенские женщины несли молоко, хлеб, сочни. Потом зарезали колхозного бычка, сварили суп…
Ночевали осуждённые в Лялях. Рокоссовский – в часовне, ему мама принесла еду, одеяло. Остальные – на земле возле часовни. А в полдень следующего дня их перевезли на другой берег и повели в Княжпогост. Через две недели оттуда пришла весть от Рокоссовского. Работал Константин Константинович истопником в гражданской бане. Попов каждый месяц с передачей ходил к своему командиру. В начале 1940 года пошёл его проведать и узнал, что Рокоссовского перевели, а куда – не сказали».
«Всё лагерное начальство стояло навытяжку»
28 февраля 1998 года наша газета напечатала уникальный снимок из архива бывшего замполита «Воркутлага», тогдашнего первого секретаря Воркутинского горкома партии А.А. Попова. На нём запечатлён маршал Константин Рокоссовский с двумя офицерами-ординарцами и А.А. Попов, сходящие по ступеням Дворца культуры шахтёров. В 1961 году главный инспектор Министерства обороны СССР К.Рокоссовский залетел в Воркуту, возвращаясь с Кольского полуострова. Там он возглавлял государственную комиссию, которая расследовала, почему во время учений Северного флота затонула дизельная подводная лодка. И вроде бы взглядом старожила окинув шахтёрский город, оценил: «Да, Воркута изменилась с тех пор!»
Абсолютно достоверно можно сказать: «с тех пор» – это март 1940 года, когда именно из Воркуты Константин Рокоссовский убывал в большой мир свободным, восстановленным в звании комкора – генерал-майора. В публикации «Воркутинское кольцо: комкор-банщик-маршал» Анатолий Попов, сын А.А.Попова, вспоминал бытовавшие там рассказы о его освобождении. Одна из версий: «Рокоссовский отказался покидать зону в каторжном одеянии, форма была доставлена из Москвы самолётом, и всё лагерное начальство стояло навытяжку, так как выше полковника в охране чинов тогда не было».
Была в той публикации фраза, которая тоже проливает свет на то, куда в республике заносила Рокоссовского судьба. Было сказано, что «есть в Республике Коми уголок на берегу реки Кожим, откуда вышел на свободу будущий маршал, откуда прибыл на Воркуту». В угасающем посёлке Рудник-Кожим, по-другому – разъезд1952 – ещё лет 20 назад жили люди, которые вспоминали, что Рокоссовский некоторое время пребывал на Шпалорезке. Так называется местечко при впадении Сывью-Талой реки в Кожим.
Верили своему командиру
Справедливое соображение высказал Анатолий Попов в своей публикации: «Сколько бы ни было рассказано таких эпизодов, никто не сможет отрицать причины их появления. Отрешённые от жизни люди видели в этом человеке символ справедливости, надежду на возмездие. Отсюда и слухи о том, что Рокоссовский собирает дивизию из зэков, отсюда и желание того, чтобы некоторые сказки стали былью».
В книге «Солдатский долг» Рокоссовский откровенно рассказывает о том, как по госпиталям, по тыловым подразделениям частенько приходилось искать пополнение обороняющимся и наступающим частям. В частности, вспоминает, как летом 1942 года помог командиру Чибисову усилить фронт под Воронежем. «В августе к нам на пополнение прибыла стрелковая бригада, сформированная из людей, осуждённых за различного рода уголовные преступления. Вчерашние заключённые добровольно вызвались идти на фронт, чтобы ратными делами искупить свою вину. Бойцы быстро освоились с боевой обстановкой, мы убедились, что им можно давать серьёзные задания. Чаще всего бригаду использовали для разведки боем. В первую же ночь отчаянные смельчаки совершили набег на вражеские позиции. Возвращались с пленными и трофеями. Да и днём теперь не было спасения гитлеровцам. Носа не могли высунуть из окопов».
Известный исследователь темы сталинских репрессий А. Антонов-Евсеенко писал, что после трёхлетнего пребывания в заключении в душе у Рокоссовского утвердилось аллергическое отвращение к хамству и методам работы НКВД. И напротив – сочувствие к согражданам, лишённым элементарных прав. Своё отношение к ним он выразил словами: «Жизнь убедила меня в том, что можно верить даже тем, кто в своё время по каким-то причинам допустил нарушение закона. Дайте такому человеку возможность искупить свою вину и увидите, что хорошее возьмёт в нём верх, любовь к Родине, к своему народу, стремление во что бы то ни стало вернуть их доверие сделают его отважным бойцом».
И так называемые штрафники отвечали ему взаимностью. Один из ветеранов, воевавший у Рокоссовского на Первом Белорусском, так отзывался о нём: «Они верили своему командиру больше, чем кому бы то ни было, наверное, потому, что знали: он сам прошёл через лишения, через адовы испытания».
Бросали туда, где труднее всего
На полях сражений Великой Отечественной Рокоссовский блестяще освоил и развил суворовскую «науку побеждать». Уже в первые дни войны его 9-й механизированный корпус не только остановил рвущегося вперёд противника, но и отбросил его назад. Его, как и Георгия Жукова, бросали туда, где труднее всего, и он обеспечивал победу. Причём всегда искал такие решения, которые позволяли свести человеческие потери к минимуму. И естественно, что ему – дважды Герою Советского Союза – 24 июня 1945 года довелось командовать Парадом Победы, а Георгий Жуков принимал этот Парад победителей.
Добро не забывается
Как вы думаете, что первым делом сделал Рокоссовский, вернувшись в Москву весной 1940 года? Попробуйте догадаться. По воспоминаниям Галины Степановны Седьяковой, в апреле он прислал в Ляли семье своего ординарца Ивана Викентьевича Попова две посылки: брюки для Вик-Ваня, юбку для его жены Павлы Петровны, гостинцы детям, приветы её отцу и матери.
В основу публикации положен очерк недавно ушедшего из жизни краснознамёнца Виктора Демидова